– Аркадий Зиновьевич! – вмешался Капустин. – Вот вы в сторону от темы ушли. А всё очень драматично. Владимир, вот послушайте. Приехал недавно по вызову наш агент Саша Балыбин, опытный, честный сотрудник, а там в квартире уже хозяйничают посторонние люди. Мутная контора, название ещё такое – “Во скорбях”!

– Пиздец… – ухмыльнулся Иваныч. – Утоли мои печали, Натали…

– Начинают Сашу выгонять. Это всё при родственниках, которые и так в шоковом состоянии! Оскорбляли его, выволокли силой из квартиры, – перечислял напасти Капустин. – Избили на лестничной площадке, сломали локтевой сустав, пробили кастетом голову. На этих подонков завели уголовное дело о средней тяжести, но Саша тоже пытался себя защитить, поэтому наказать их непросто…

– Что за “Скорбь” такая? – спросил я.

– Да хуй их знает! – сказал Гапон. – До жопы на рынке фирм-однодневок. Ни транспорта своего, ни производства, ни салона!

– Выступают исключительно в роли посредников, взвинчивающих цены, – подхватил Капустин. – Нелегалы такие обнаглевшие!

– А разве такое возможно, – удивился я, – чтоб однодневки?

Гапон кивнул:

– Легко! В России достаточно зарегистрироваться предпринимателем и прийти на дом, где покойник. Три года назад отменили в сфере лицензирование. Оно всё равно нихуя не давало.

– Понятно, – сказал я, уже смутно догадываясь о содержании делового предложения.

– Нужен напарник, который Балыбина прикроет, – подтвердил Гапон. – Лыба наш хлопец толковый, и слёзку уронить может, если надо, но физически неразвит, вроде Капустина.

– У меня, между прочим, в институте был второй разряд по волейболу, – играя плечами, возразил Капустин, но Гапон хамовато одёрнул его:

– Третий детский по пиздаболу!..

– В общем, Саша спокойный, совершенно не драчливый человек, – невозмутимо продолжал Капустин. – И второй агент тоже не богатырь…

– Ну, Мукась-то покрепче будет! – хмыкая, возразил Иваныч.

– Всё равно, – сказал Капустин, – всегда нужен кто-то крепкий рядом. Вроде вас, Владимир…

– Чё-чё, а махаться кое-кто умеет! – Гапон подмигнул мне оплывшим, будто замедленным веком.

– И, кроме прочего, можно тогда не комплектовать эвакуатор дополнительным сотрудником, – договорил Капустин. – Тоже немалая экономия ресурсов.

– Да не умею я драться, – сказал я. – С чего вы решили?! Я не боксёр, не каратист какой-то…

– Тебе и не надо драться! – Гапон махнул ладонью. – Просто в глаза человеку посмотреть и сказать: “Вах! Стыдись, Белое Перо!”

Иваныч снова засмеялся – ненатурально, как актёр дрянного театра.

– У вас тут целая служба охраны! – сказал я. – Берите любого, того же Шрека, пусть он вам агентов охраняет! У него лицо вроде подходящее. Пусть киянку ещё прихватит…

– Не-е-е, – бойко проблеял Иваныч. – Своих нам жалко, а тебя нет!

Гапон, тоже посмеиваясь, забросил наверх вялый чуб, пригладил.

Лоб у него после кофе вспотел и заблестел.

– На “Элизиум” надо в сутки пять охранников – меньше нельзя. Две смены – это уже десять. А брать новых накладно и нецелесообразно.

“Конченая опять припёрлась! – вдруг прошипела мужским голосом рация на поясе Иваныча. – Чё делаем?”

Иваныч бормотнул:

– Выводи без скандала за ворота, – поднялся.

“Так она не у нас во дворе”, – хрипнула рация.

– А где тогда? – спросил Иваныч.

“У гистологии. Гнать и оттуда?”

– Андрюх, погоди… Ростик, приём!.. Ты на дверях? – ответил Иваныч и вышел за дверь кабинета.

А Гапон точно обрадовался, что Иваныча нет. Зашептал:

– Будешь агентом под прикрытием. Типа неравнодушный прохожий. Если чё, съебнул с места, и никто тебя в глаза не видел. Смотри… За выход семьсот рупий, если дополнительно разрулил возникшую проблему – то ещё тысяча сверху! Нормально?

– Желательно всё ж не доводить до мордобоя, – мягко пожелал Капустин. – И договариваться. Драки вредят бизнесу.

– Но если не избежать, то как пожелаешь, – щедро разрешил Гапон. – Но без тяжких увечий. Согласен? – Гапон протянул через стол руку. Чуть подержал на весу и положил ладонью вниз. Глянул исподлобья, но сказал всё ж приветливо: – Что не так, родной?

Я собрался с мыслями:

– Аркадий Зиновьевич, я пусть и недолго, но работал на кладбище у Андрея Викторовича Мултановского. Вы с ним не очень. И вот сами посмотрите, как это будет в их глазах выглядеть?

– А тебе не поебать? – у Гапона взлетела бровь. – Мултанчик тебя вроде выкинул с кладбища, если не ошибаюсь.

– Никто меня не выкидывал! – отрезал я недовольно. – Мы так с ним заранее договаривались.

– Чтоб выкинул? – насмешливо уточнил Гапон.

– Кажется, я понимаю, Аркадий Зиновьевич, – решительно вклинился Капустин. – Владимир переживает, что ему придётся отбивать покойников у комбината, а это его бывшие коллеги. Отвечаю – нет! Мы с ними вообще не пересекаемся! У нас совершенно разные информаторы!

– Вообще разные! – с готовностью подхватил Гапон. – Просто завелась в конторе крыса, сливает инфу конкурентам. Ничего, вычислим скоро!

Я посмотрел на дверь, за который скрылся Иваныч.

– Ладно! Косарь за выход! – по-купечески вскричал Гапон. – И десятку вперёд авансом! – поглядел выжидательно. Вытаращился. – Володя, а ты не охренел часом?! Тебе чё, тридцон в месяц лишний?!

Открылась дверь, и вошёл Иваныч:

– Аркаш, опять чудит юродивая наша.

– Какого полена она забыла? – сразу переключился на него Гапон. – Пусть выводят под белы рученьки нахуй!

– А она не здесь, а со стороны гистологии.

– И чё делает?

– Агитирует. Втирает что-то родственникам, Ростик не услышал, что именно.

– Ща решим с ней… – Гапон лукаво посмотрел на меня. – Я, кстати, не так давно Эвелину твою имел удовольствие лицезреть! – по-восточному причмокнул. – Такую девушку, между прочим, в роскоши надо содержать! А то сбежит от тебя… – Гапон оглянулся. – Андрей Иванович! Помнишь секретаршу Кудашева?

– Кияшко́, что ль? Со стрижкой коротенькой? Которая как тёлка из “Перевозчика” второго… Ну, видел… – сказал Иваныч и вдруг взвыл: – А-а-а, блять! Только допетрил! Так это она?!

Я запоздало понял, что обсуждают Алину. Свою фамилию, так же, как и имя Эвелина, Алина люто ненавидела. Хотя мне её фамилия не казалась какой-то ужасной (обычная украинская, не хуже не лучше других), я послушно забыл, что Алина вообще-то Кияшко Эвелина. И то, что Иваныч с Гапоном бесцеремонно влезли в мою, в нашу с Алиной семейную тайну и вывалили, точно бельё, на всеобщее осмеяние, мне резко не понравилось.